ПРИКАЗАЛ СЕБЕ ВЫЖИТЬ
ВЛАДИМИР ТОПИЛИН ВЫЖИЛ, ХОТЯ ШАНСОВ У НЕГО ПОЧТИ НЕ БЫЛО. ТЕПЕРЬ ОН СТАРАЕТСЯ ИЗО ВСЕХ СИЛ НАУЧИТЬСЯ ХОДИТЬ
Вовка - таежный человек, заядлый охотник. И сейчас, и всегда тайга его манила неодолимо. От ее могучего духа, запахов лесного разнотравья и кедровой смолы перехватывало дыхание. Эта тяга к тайге не дает ему покоя и теперь. Заставляет разминать вялые мускулы, потеть на самодельных тренажерах, часами повторять одни и те же движения. А главное - научиться ходить.
Она же, тайга, его чуть не погубила. Жарким июлем 96-го Владимир отправился туда на денек, наутро надо было заступать на дежурство. Тогда он работал в военизированной горноспасательной части шахты N 6 Артемовского золотодобывающего рудника. Спасал людей во время пожаров и потопов, выручал при несчастных случаях, шел в пекло первым.
В тот злополучный вечер он решил не возвращаться, переночевать на ближнем, старом лабазе, которым охотники давно не пользовались. В этаком шалаше, устроенном на верхушках деревьев, чтобы сподручнее было следить за дичью. Вовка крепко спал, когда обветшалое строение не выдержало, жердь подломилась - и с шестиметровой высоты он полетел вниз. Удар пришелся на затылок и лопатки, врачи потом констатировали - перелом 6-го и 7-го шейных позвонков. Но это было позже, а тогда, не в силах пошевелиться, он лежал один на один с тайгой и просто ждал. Он знал - его будут искать и найдут, боялся только, что обнаружат слишком поздно.
- Сутки еще у меня кое-как двигались руки, - вспоминает Володя, - утром я смог завести часы, а потом становилось все хуже и хуже, пальцы немели. Пытался перевернуться, но слабость страшная, будто замороженный. Все время находился в сознании, боли не чувствовал, но все тело - как портянка. А жарища стояла жуткая, солнце поднималось - большое-большое, горячее. И в последний день я начал сгорать от жажды, появились галлюцинации. Казалось, что костер где-то рядом, что кто-то пьет чай, что машина неподалеку проехала. Ну все, короче, "крыша" потекла!
Его спас дождь, хлынувший на третий день. Он смог еще подтянуть к себе рундук - самодельный рюкзак из брезента, соорудить из него что-то вроде желоба и дважды напиться. Этого запаса воды хватило на сутки. А нашли его только на пятый день, когда Вовка сам для себя решил: вот сегодня-то найдут обязательно! Потому что другого шанса на жизнь у 28-летнего Владимира Топилина уже не будет.
Родители хватились его сразу, когда не вышел на работу. Но сначала дурные мысли от себя гнали: мало ли почему задержался - тайга все-таки. К тому же Володя на всякий случай предупредил напарника, чтобы подменил, если не успеет к дежурству. Отец Степан Гаврилович и брат Женька, оба тоже заядлые охотники, вышли на поиски на вторые сутки. Потом им бросилась помогать вся деревня.
- Куда он пошел, мы точно не знали, - рассказывает Степан Гаврилович, - обошли три лабаза - никаких следов, ничего. А про этот ближний лабаз никто и не вспомнил. И нашли мы Вовку только по следу, в травище этой, дурнине такой. Ползли шаг за шагом. Мужик один первым на него наткнулся, я ему кричу: "Живой?" - и сам боюсь. Живой, ну и слава Богу. Подошел, обмыл его, еще и стопку ему налил, ниче, сразу затоковал. Сделали носилки и через перевал бегом понесли его к дороге.
Везти Владимира в родной Чибижек, самый глухой, тупиковый поселок Курагинского района, где дальше только тайга, не было никакого смысла. Решили переправить его в больницу поселка Краснокаменск. Здешние врачи с помощью какого-то допотопного самодельного рентген-аппарата установили перелом позвоночника, сказали, что нужна операция, но ничего больше сделать не могли. Хирург из Красноярска добрался сюда на вертолете только через три дня.
- Когда его нашли, Женька прибежал домой, - рассказывает мать Людмила Матвеевна, - говорит: живой. Я, уже почти безумная была, кричу: ну что с ним?! Он глаза отвел, выдохнул: сама увидишь. Володя был весь красный, мошка, а она у нас злющая, объела его почти до мяса. А хирург после операции сказал нам прямо: он у вас даже ложку в руках никогда держать не сможет. Красноярский врач пересадил ему кость от бедра - и уехал. Вовка лежал в этой больнице два месяца и просто умирал, у него начались страшные пролежни - до кости, было видно позвоночник. Запах в палате стоял такой...
Людмила Матвеевна сама варила для него мази по старинным рецептам - из прополиса, сосновых почек, кедровой и пихтовой смолы, но ничего не помогало. В Краснокаменской больнице не было даже кварца, инфекцию остановить не удавалось, приходилось отсекать все новые омертвевшие ткани. Боли Вовка не чувствовал, потому что его тряпичное тело вообще не могло тогда чувствовать ничего. Кормили его, как малого ребенка, в туалет "водили" с помощью медицинских средств - кишечник не работал.
Родители забрали его из этой больницы на свой страх и риск - без направления, в никуда. От безысходности решили - будь что будет, но сына надо вывозить, спасать, стучаться в другие двери. В Минусинской больнице Владимира Топилина не приняли, сказали - не наш район. В Абакане тоже - считай, не наша страна, отдельная свободная Республика Хакасия. В Тагарском, славящемся больницей, которая выхаживает именно таких больных, вроде бы обнадежили, но тянули, ссылались на нехватку мест. И везде говорили одно и то же: слишком поздно, очень тяжелый больной, надежды нет. Врачи, рассматривая снимки, дружно удивлялись и переспрашивали: а что, этот человек еще жив?
Они приехали в Тагарское, несколько дней, в ожидании решения, жили у родственников. В последнюю ночь Людмила Матвеевна не могла уснуть и долго смотрела в безнадежно темное окно. Слушая тяжелое дыхание сына, она кляла себя за беспомощность, за то, что ничего не может сделать. И решила, что утром поедет в больницу, будет стоять на коленях, упрашивать, умолять как угодно, но добьется, чтобы Володе помогли. По загадочному стечению обстоятельств именно в тот день его сразу приняли, так что уговаривать никого не пришлось.
- Это было такое облегчение, - говорит Людмила Матвеевна, - я тогда подумала: ну все, теперь начнется нормальная жизнь. Я им так поверила! Они прислали "скорую", медсестрички были очень внимательные, помогали ему во всем. Кругом - стерильность, пролежень удалось заживить. А через два месяца хирург Андрей Юрьевич Щапов сделал Володе операцию, освободил зажатый нерв - и сразу стало легче.
Там же, в Тагарском, Вовка начал тренироваться. Ему выпилили специальные блоки, повесили их на тросы, с их помощью он пытался двигать руками и ногами. Постепенно научился держать ложку, потом - приподниматься на локте, хотя голову от подушки оторвать еще не мог, потом - присаживаться. Периодически, правда, от слабости он падал в обмороки, однажды грохнулся с кровати плашмя - лбом об пол, набил шишки. Но все это было уже не так страшно, потому что старуха смерть отстала. А умирать он никогда не собирался, ни разу за все мытарства эта мысль не приходила ему в голову. "Да ну, - говорит, - я в тайгу хочу, да я еще по девкам бегать буду!"
Из больницы Владимира Топилина выписали почти через год. Потом был реабилитационный центр в Новокузнецке, там ему сделали стимуляцию - вживили в спинной мозг электроды и подсказали, какие тренажеры нужно использовать. Стимуляцию в этом году надо бы повторить, но, увы, у семьи совсем не осталось денег. Отец и мать - пенсионеры, младший брат только что отучился на машиниста и работу еще не нашел. Шахта, теперь уже закрывшаяся, до сих пор не выплатила Володе старую зарплату.
Чтобы спасти сына, заплатить за операции, лекарства, снимки и прочее, они уже продали все что можно, вплоть до обручальных колец. Очень помогли родственники, прежде всего сестра Людмилы Матвеевны - Светлана, но брать у них деньги Топилины больше не могут, им совесть не позволяет, старые бы долги отдать. А Владимиру необходимо еще сделать дорогостоящую томограмму поясничного отдела позвоночника, потому что есть опасения - что-то там не так. И надо купить корсет и хорошо бы настоящий тренажер...
Пока такого нет, Вовка сочиняет и мастерит тренажеры сам - где-то по подсказке врачей, где-то руководствуясь собственным опытом. Сделал так называемые "брусья", опираясь на них руками, пробует ходить. Придумал "развески" - доски с помощью пружин двигаются туда-сюда, к ним, как на лыжи, крепятся галоши, куда вставляются ноги. В общем, таких приспособлений у него - целый арсенал, и работает он на них по 5-6 часов в день как проклятый. И на судьбу свою горькую не ропщет, никогда и никому не жалуется. Удивляется только, что старые приятели частенько сетуют - вот, дескать, тоска в этом Чибижеке, делать нечего. У него времени, наоборот, ни на что не хватает.
Теперь Владимир полностью обслуживает себя сам. На коляске по дому и двору свободно разъезжает, в бане парится и с собственным туалетом справляется тоже, уж простите за такую деталь. Люди, страдающие подобными недугами, поймут дучше других, какое это достижение и даже счастье. Он учится играть на гармошке, пробует заниматься краеведением - собирает материалы по истории Артемовского рудника, зовет на интервью старожилов. Деревенские бабки, принарядившись, идут к нему с удовольствием, им в радость, что их житье-бытье кому-то интересно. А совсем недавно он сел на автомобиль и проехался по поселку. Местные пацаны оравой бежали следом и кричали во все горло: "О, Вовка на машине едет! Сам!"
А еще он
пишет стихи, "когда настроение нападает, душа рвется", заметки натуралиста -
о таежных обитателях и прозу. Вообще-то к писательскому делу Володю тянуло
всегда, да все было как-то недосуг. Если бы был в здравии, говорит, наверное,
занялся бы сочинительством лет в 50-60. Выходит, болезнь не только боль
принесла, но и дремлющие стремления окончательно расшевелила. В Красноярске
вышла повесть Владимира Топилина "Когда цветут эдельвейсы", грустная история
о любви охотника.
- Конечно, человеку, который жизнь провел у телевизора, этого не понять, - размышляет Володя, - а я всю жизнь - в тайге, и она у меня в крови. Как у нас говорят, дали манят, хочется идти и идти. А самая любимая охота - глухариный ток. Рассвет, глухари играют, самец подзывает самочку, издает такие странные звуки - щелкает... Я с тех пор в тайге не был, и только этим летом двоюродный братик Кирилл меня туда свозил - на целую неделю. На лодке поплавали, рыбу половили. Такие яркие впечатление, все, как тогда, только привязанность раздражает. В гору уже не пойдешь... И все равно хорошо - костер, разговоры до утра, байки охотничьи. Ох уж эти байки! На каждого жителя Чибижека их штук по сто будет.
И Вовка тут же рассказал байку про своего отца Степана. Тот поздней ночью пришел к избушке на берегу речки Шинда. А в избушке в это время были рыбаки, только они о том, что это Степан прибыл, не знали. Ну и он о них тоже не догадывался. Мужики сидят внутри, слышат какое-то топтание и думают: все, кранты, медведь пришел. И решают: если мишка в дверь вломится, они, как заполошные, орать начнут. Степан и вломился. А-а-а - заорали рыбаки. А-а-а - заорал от неожиданности Степан. Этот вопль потом долго над тайгой носился, пугая сонное зверье.
Вовка хохочет, по натуре он вообще - редкий оптимист. Но и ему здесь, в занесенном снегом Чибижеке, бывает грустно и немножко одиноко. А гостям радуется так, будто свет появился в замороженном окошке. Он действительно ждет их, радуется редким пока письмам, приходящим в его далекое далеко.
